Ut primum cessit furor et rabida ora quierunt

... В конце концов зал был закреплен за итальянцами. Их очень любили в Париже. Мало того, что они хорошо играли, но их первоклассный машинист и декоратор Торелли замечательно оборудовал сцену, так что итальянцы могли производить чудеса в своих феериях.
Свой восторг перед итальянским оборудованием театральный фельетонист того времени Лоре выражал в плохих стихах:

Там, над сценою летая,
Всех пугал ужасный бес.
От Парижа до Китая
Не видать таких чудес!

— А ваш бог, отец мой? Что вы скажете о его поведении в переживаемой нами революции?
— Не понимаю вас, сударь.
— Эпикур сказал: либо бог хочет воспрепятствовать злу, но не может, либо он может, но не хочет, либо он не может и не хочет, либо, наконец, он хочет и может. Если он хочет, но не может, он бессилен; если он может, но не хочет, он жесток; если он не может и не хочет, он бессилен и жесток; если же он может и хочет, почему он этого не делает, отец мой?
( Collapse )

Анатоль Франс, "Боги жаждут", XIV

— Гражданин Бротто, — обратился к нему Гамлен, — неужели вас не приводит в восхищение этот народ, алчущий справедливости больше, чем хлеба? Ведь каждый здесь был готов потерять свое место, лишь бы наказать вора. Эти мужчины и женщины, бедняки, испытывающие нужду в самом необходимом, безукоризненно честны и не могут примириться с бессовестным поступком.
— Надо признаться, — ответил Бротто, — что, стремясь во что бы то ни стало повесить вора, эти люди могли оказать плохую услугу почтенному монаху, его защитнику и защитнику его защитника. В данном случае они руководились любостяжанием и эгоистической привязанностью к собственности: вор, обокрав одного из них, угрожал всем; наказывая его, они предохраняли себя… Впрочем, вполне возможно, что большинство этих ремесленников и хозяек честны и относятся с уважением к чужому добру. Чувства эти с детства были внушены им отцами и матерями, которые не жалели розог, внедряя добродетель через то место, откуда растут ноги.
Гамлен не скрыл от старика Бротто, что подобная речь представляется ему недостойной философа.
— Добродетель, — сказал он, — свойственна человеку от рождения: семена ее заложены богом в сердце каждого смертного.
Старик Бротто был атеист, и( Collapse )

Анатоль Франс, "Боги жаждут", VI

Метафизика начинается с различения: созерцаемое не есть созерцающий, воспринимаемое не есть воспринимающий, объект не является субъектом, материя не является Духом - дабы впоследствии познать их тождество. Различные миры и боги предстают не отдельными местами и сущностями, но состояниями бытия, реализуемыми в духовной практике тем, кто стремится достичь состояния верховной личности, в которой преодолены все дуальности, включая последний предел - бытие и небытие.

Взгляды современного человека начинаются с симуляции понимания (якобы авторитетно подтвержденного современной наукой) тождественности материи и разума, чтобы в итоге обрести, как выразился Бёме, "муравьиный лик", и прийти в конце концов к воззрению о том, что "нет бога и богов, а есть соломинка на спине, и хорошо бы нагрузить этой соломинкой чужую спину".

Когда наблюдаешь за некоторыми проявлениями религиозности среди особо верующих современников, возникает желание немного переформулировать лаконичное тертуллиановское credo quia absurdum в кредо несколько более многословное: воинствующее невежество, упрямая глупость и избирательная способность игнорировать факты принесут нам победу.
Атеист, успешно громящий позиции религиозной обороны в области рационального знания (весьма вдалеке от религиозных пастбищ), ликует и торжествует, словно нанёсший сокрушительное поражение вражеским полчищам киберспортсмен. Радость победителя переносится и на само отсутствие бога: "ура! для биологии креационисткие объяснения оказались совершенно избыточны! ура! для рождения физической вселенной не требовалось никакого творца! ура! феномены при клинической смерти оказались когнитивными искажениями умирающего мозга!" и так далее. Найти объяснение этой радости довольно сложно (если не считать инертности эндогенной каннабиодной системы), но речь не об этом.
( Collapse )

О, только тот, кто сам был побежден, знает, как выглядит это слово! Оно похоже на вечер в доме, в котором испортилось электрическое освещение. Оно похоже на рахитиков — демонов ребят, на протухшее постное масло, на матерную ругань женскими голосами, в темноте. Словом, оно похоже на смерть.
Кончено. Немцы оставляют Украину. Значит, значит — одним бежать, а другим встречать новых, удивительных, незванных гостей в Городе. И, стало быть, кому-то придется умирать. Те, кто бегут, те умирать не будут, кто же будет умирать?

— Умигать — не в помигушки иг’ать, — вдруг картавя, сказал неизвестно откуда появившийся перед спящим Алексеем Турбиным, полковник Най-Турс.

( Collapse )
Михаил Булгаков, Белая гвардия, гл. 5



- Так-то брат...-
Слова излишни.
Поздоровались. Стоят.
Видит Тёркин: друг давнишний
Встрече как бы и не рад.

По какой такой причине -
На том свете ли обвык
Или, может, старше в чине
Он теперь, чем был в живых?

( Collapse )
Александр Твардовский, Василий Тёркин на том свете


( Collapse )
Речи Вафтрундира

Смотри, увидь, о друг, познай же правду
И пусть силки тебя не искушают,
И не превозноси ученье греков,
Что не плоды, а лишь цветы взращает,
Рекут, что свод небес натянут не был,
Не создана земля, они вещают,
Что не было начала у вселенной,
Ее навеки луны освещают.
Основано на шатком основаньи
Всё то, чему их речи поучают,
И сердце наполняет неразумьем,
Уста же болтовнею отягчает -
Зачем идти кривой стезей, оставив
Путь к правде, что сиянье излучает?

Иегуда Галеви

   - Здесь имеется одна неувязка, - сказала я наконец д-ру Муавии, - текст Халеви относится к VIII веку, а хазарская миссия Кирилла была в девятом столетии: в 861 году.
   - Тот, кто знает истинный путь,

( Collapse )

Милорад Павич, "Хазарский словарь"

      Невский Млечным Путем тек вдаль. Трупы лошадей отмечали его, как верстовые столбы. Поднятыми ногами лошади поддерживали небо, упавшее низко. Раскрытые животы их были чисты и блестели. Старик, похожий на гвардейца, провез мимо меня игрушечные резные сани. Напрягаясь, он вбивал в лед кожаные ноги, на макушке у него сидела тирольская шапочка, бечевка связывала бороду, сунутую в шаль.
      - Не дойти мне, - сказал я старику.

( Collapse )

Исаак Бабель, "Дорога"

Когда однажды французского мыслителя Delalande на чьих-то похоронах спросили, почему он не обнажает головы (ne se découvre pas), он отвечал: «Я жду, чтобы смерть начала первая» (qu’elle se découvre la première). В этом есть метафизическая негалантность, но смерть большего не стоит. Боязнь рождает благоговение, благоговение ставит жертвенник, его дым восходит к небу, там принимает образ крыл, и склоненная боязнь к нему обращает молитву. Религия имеет такое же отношение к загробному состоянию человека, какое имеет математика к его состоянию земному: то и другое только условия игры. Вера в Бога и вера в цифру: местная истина, истина места. Я знаю, что смерть сама по себе никак не связана с внежизненной областью, ибо дверь есть лишь выход из дома, а не часть его окрестности, какой является дерево или холм. Выйти как-нибудь нужно, «но я отказываюсь видеть в двери больше, чем дыру да то, что сделали столяр и плотник» (Delalande, Discours sur les ombres p. 45 et ante). Опять же: несчастная маршрутная мысль, с которой давно свыкся человеческий разум (жизнь в виде некоего пути), есть глупая иллюзия: мы никуда не идем, мы сидим дома. Загробное окружает нас всегда, а вовсе не лежит в конце какого-то путешествия. В земном доме вместо окна – зеркало; дверь до поры до времени затворена; но воздух входит сквозь щели. «Наиболее доступный для наших домоседных чувств образ будущего постижения окрестности, долженствующей раскрыться нам по распаде тела, это – освобождение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря: сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии» (там же, стр. 64). Но все это только символы, символы, которые становятся обузой для мысли в то мгновение, как она приглядится к ним…
( Collapse )

В.В. Набоков, "Дар", глава пятая